Второе кольцо силы
— На тебя, случайно, не нашло помрачение, как на Паблито? — сказал Нестор с блеском в глазах.
Я попытался объяснить ему природу моего недоумения в связи с прыжком. Он не выдержал и перебил меня. Паблито вмешался, чтобы призвать его к порядку, и они стали пререкаться. Паблито прекратил спор, обойдя вокруг стола, полусидя на своем стуле.
— Нестор не видит дальше своего носа, — сказал он мне. — То же самое и Бениньо. Ты ничего не получишь от них. По крайней мере, мои симпатии остались на твоей стороне.
Паблито захохотал, заставив свои плечи дрожать, и закрыл свое лицо шляпой Бениньо.
Что касается меня, то вы оба прыгнули, — сказал мне Нестор, внезапно взорвавшись. — Хенаро и Нагваль не оставили вам другого выбора. Это было их искусство — загнать вас и затем подвести вас к единственным воротам, которые были открыты. Так вы двое бросились через край. Это было то, чему я был свидетелем. Паблито говорит, что он ничего не ощущал, это сомнительно. Я знаю, что он прекрасно все сознавал, но он избрал ощущать и говорить, что он не сознавал.
— Я действительно не сознавал, — сказал мне Паблито тоном оправдания.
— Возможно, — сказал Нестор сухо. — но я сам сознавал и я видел, как ваши тела сделали то, что они должны были сделать — прыгнули.
— Утверждения Нестора вовлекли меня в странное умонастроение. Все это время я искал подтверждения того, что я испытал сам. Но когда я получил его, я осознал, что оно ничего не меняет. Одно дело было знать, что я прыгнул, и был испуганным тем, что я воспринимал, и другое — найти согласованное подтверждение. Я понял тогда, что одно не имеет необходимой корреляции с другим. Я думал все это время, что наличие кого-то другого, кто подтвердит, что я испытал этот прыжок, освободит мой интеллект от его сомнения и страхов. Я ошибся. Вместо этого я стал еще более беспокоен, еще более вовлечен в эту проблему.
Я начал объяснять Нестору, что я приехал, чтобы увидеть их обоих специально для того, чтобы получить их подтверждение того, что я прыгнул, — мое умонастроение изменилось и я в действительности не хочу больше разговаривать об этом. Оба они начали говорить одновременно, и в этот момент мы вступили в трехсторонний спор. Паблито доказывал, что он ничего не сознавал, Нестор кричал, что Паблито индульгирует, а я говорил, что не хочу больше ничего слышать о прыжке.
Мне впервые стало совершенно ясно, что никто из нас не имел спокойствия и самоконтроля. Никто из нас не хотел уделить другому свое нераздельное внимание, как делали дон Хуан и дон Хенаро. Так как я был неспособен поддерживать какой-либо порядок в нашем обмене мнениями, я погрузился в свои собственные размышления.
Я всегда думал, что единственным изъяном, который мешал мне полностью войти в мир дона Хуана было мое настаивание на разумном объяснении всего, но присутствие Нестора и Паблито дало мне новое прозрение внутрь самого себя. Другим моим изъяном была моя неуверенность. Как только я сходил с надежных рельсов здравого смысла, я не мог верить самому себе и становился устрашенным внушительностью того, что раскрывалось передо мной. Поэтому я оказался не в состоянии поверить в то, что я прыгнул в пропасть.
Дон Хуан настаивал на том, что центральной проблемой мага является восприятие, и в соответствии с этим он и дон Хенаро во время нашей последней встречи инсценировали великолепную катароическую драму на вершине горы. После того, как они заставили меня произнести слова благодарности в громких ясных выражениях каждому, кто когда-либо помогал мне, меня пронизало воодушевление. В этом пункте они захватили все мое внимание и повели мое тело к восприятию единственного возможного акта в пределах своей системы соотношений: прыжка в пропасть. Этот прыжок был, практически, свершением моего восприятия не как обычного человека, а как мага.
Я так ушел в записывание своих мыслей, что не заметил, что Нестор и Паблито перестали говорить и что все трое смотрят на меня. Я объяснил им, что у меня нет способа понять, что произошло в связи с этим прыжком.
— Здесь нечего понимать, — сказал Нестор.
