Второе кольцо силы
— Теперь мы можем поговорить о том, что случилось сегодня вечером, — сказала ла Горда. — Нагваль сказал мне, что если мы останемся в живых после последнего контакта с олли, мы не будем теми же самыми. Олли что-то сделали с нами этой ночью. Они дали нам сильную встряску.
Она мягко коснулась моего блокнота.
— Эта ночь была особой ночью для нас, — продолжала она. — Этой ночью все мы, включая олли, энергично взялись за то, чтобы помочь тебе. Нагвалю понравилось бы это. Этой ночью ты все время видел.
— Я видел? — спросил я.
— Опять ты взялся за свое? — сказала Лидия и все засмеялись.
— Расскажи мне о своем видении, Горда, — настаивал я. — ты знаешь, что я тупой. Между нами не должно быть неправильного понимания.
— Хорошо, — сказала она. — я понимаю, что ты имеешь в виду. Этой ночью ты видел сестричек.
Я сказал им, что я был также свидетелем невероятных действий, выполненных доном Хуаном и доном Хенаро. Я видел их так же ясно, как видел сестричек, и все же дон Хуан и дон Хенаро всегда приходили к выводу, что я не видел. Таким образом, я не в состоянии был определить, чем могли отличаться действия сестричек.
— Ты имеешь в виду, что ты не видел, как они держались на линиях мира? — спросила она.
— Нет, не видел.
— Ты не видел, как они проскользнули в трещину между мирами?
Я изложил им то, чему я был свидетелем. Они слушали меня. В конце моего отчета ла Горда, казалось, готова была расплакаться.
— Какая жалость, — воскликнула она.
Она вошла, обошла вокруг стола и обняла меня. Ее глаза были ясными и утешительными. Я знал, что она не питает ко мне зла.
— Это твоя судьба, что ты так закупорен, — сказала она. — но ты все еще остаешься нагвалем для нас. Я не буду питать к тебе недобрых чувств. Ты можешь в любом случае быть уверен в этом. Я знал, что она говорила искренне. Она говорила со мной на уровне, который я наблюдал только у дона Хуана. Она неоднократно объяснила свое умонастроение, как следствие потери ее человеческой формы, она действительно была бесформенным человеческим воином. Волна глубокого расположения к ней нахлынула на меня. Я едва не заплакал. Как раз в этот момент я ощутил, что она была чудесным воином, со мной случилась чрезвычайно интригующая вещь. Точнее всего ее можно описать, сказав, что я ощутил, что мои уши внезапно лопнули. Кроме того, я ощутил лопание в середине своего тела, как раз под моим пупком, причем, более резко, чем в ушах. Сразу после лопания все стало более отчетливым: звуки, виды, запахи. Затем я ощутил интенсивный шум, который, как ни странно, не мешал мне слушать: шум был сильным, но не заглушал никаких других звуков. Было так, словно я слышал шум какой-то частью меня, иной, чем мои уши. Через мое тело прокатилась горячая волна. И тогда я вспомнил нечто такое, что я никогда не видел. Было так, будто мной овладела чужая память.
Я вспомнил, как Лидия подтягивалась на двух горизонтальных красных веревках, когда она ходила по стене. Она фактически не ходила. Она фактически скользила на толстом пучке линий, которые она держала своими ногами. Я вспомнил, что видел, как она часто и тяжело дышала открытым ртом после усилий, затраченных на подтягивание красноватых веревок. Причина, по которой я не смог удержать свое равновесие в конце ее демонстрации, состояла в том, что я видел ее, как свет, который носился вокруг комнаты так быстро, что у меня закружилась голова, он тянул меня в области около пупка.
Я вспомнил действия Розы и Жозефины. Роза в действительности висела, держась своей левой рукой за длинные вертикальные красноватые волокна, которые выглядели, как лозы, ниспадающие с темной крыши. Правой рукой она так же держалась за какие-то вертикальные волокна, которые, по-видимому, придавали ей устойчивость. Она также держалась за те же волокна пальцами ног. В конце своей демонстрации она была похожа на фосфоресценцию на крыше. Линии ее тела перестали выделяться.
Жозефина прятала себя за какими-то линиями, которые, казалось, выходили из пола. Своим поднятым предплечьем она сдвигала линии вместе, чтобы они расположились на такой ширине, чтобы скрыть ее туловище.
