Второе кольцо силы
он застрял. Жозефина в порыве гнева стиснула шаль и лист и раскрошила его рукой. Она подумала, что маленькие кусочки легче будет вытащить. Я услышала иступленный вопль, и Жозефина упала на землю. Я подошла к ней и обнаружила, что она не может открыть руку. Лист изрезал ее руку, словно кусочками бритвенных лезвий. Лидия и я помогали ей и нянчились с ней семь дней. Жозефина была упрямей, чем кто бы то ни было. Она почти умирала. В конце концов она сумела раскрыть свою руку, но только после того, как она в своем уме решила оставить свои старые пути. У нее все еще бывают боли в теле, особенно в руке, из-за плохого настроения, которое все еще возвращается к ней. Нагваль сказал им обеим, что они не должны полагаться на свою победу, так как каждый из нас всю свою жизнь ведет борьбу против своих старых «я».
Лидия и Жозефина никогда не боролись снова. Я не думаю, что они любят друг друга, но они, безусловно, ладят. Я люблю этих двух больше всего. Они были со мной все эти годы. Я знаю, что они любят меня тоже.
— Как насчет двух других девушек?
— Годом позже пришла елена, она и есть ла Горда. Она была в гораздо худшем состоянии, чем ты можешь себе вообразить. Она весила 220 фунтов. Она была доведенной до отчаяния. Паблито дал ей приют в своей лавке. Она занималась стиркой и утюжкой, чтобы содержать себя. Нагваль пришел однажды ночью к Паблито и заметил работавшую толстую девушку, над которой летал круг мотыльков. Он говорил, что мотыльки образовывали совершенный круг, какой он мог только наблюдать. Он видел, что женщина была близка к концу своей жизни, однако мотыльки давали ему несомненный знак. Нагваль действовал быстро и взял ее с собой.
Она была хорошей некоторое время, но дурные привычки, которые она усвоила, были слишком глубоко укоренившимися, и она не могла отказаться от них. Поэтому однажды Нагваль послал ветер помочь ей. Вопрос был в том, чтобы помочь ей, либо прикончить ее. Ветер начал дуть на нее, пока он не вывел ее из дома, в тот день она была одна и никто не видел, что происходило. Ветер толкал ее в холмы и ущелья, пока она не упала в ров, яму в земле вроде могилы. Ветер держал ее там несколько дней. Когда Нагваль наконец нашел ее там, она сумела остановить ветер, но была слишком слаба, чтобы идти.
— Как девушкам удавалось остановить то, что действовало на них?
— Ну, в первую очередь, то, что действовало на них, была тыква-горлянка, которую Нагваль носил привязанной к своему поясу.
— А что было в горлянке?
— Олли, которых Нагваль носит с собой. Он говорил, что олли выходят через его горлянку. Не спрашивай больше меня, так как я больше ничего не знаю об олли. Все, что я могу сказать тебе, это то, что Нагваль распоряжается двумя олли и заставляет их помогать ему. В случае моих девочек олли возвращается назад, когда они были готовы измениться либо умереть. Но этот случай произошел со всеми ними тем или иным путем. И ла Горда изменилась больше, чем кто-либо еще.
Она была пустой, в действительности более пустой, чем я, но она обработала свой дух, пока она не стала самой силой. Я не люблю ее. Я боюсь ее. Она знает меня. Она проникает в меня и мои ощущения, и это тревожит меня. Но никто не может с ней ничего сделать, потому что она никогда не теряет бдительности. Она ненавидит меня, но она думает, что я злая женщина. Может быть она права. Я думаю, что она знает меня достаточно хорошо, и я не такая неуязвимая, какой я хотела бы быть, но Нагваль советовал мне не беспокоиться о моих ощущениях относительно ее. Она подобна элихио, мир более не затрагивает ее.
— Что особого Нагваль сделал с ней?
— Он учил ее вещам, которым он не учил больше никого. Он никогда не баловал ее или что-нибудь в этом роде. Он доверял ей, она знает все обо всех. Нагваль также рассказал мне обо всем, за исключением вещей, касающихся ее. Может быть, это потому, что я не люблю ее. Нагваль велел ей быть моим надзирателем. Куда бы я не пошла, я нахожу ее. Она знает все, что делаю я. Например, я не удивлюсь, если она появится прямо сейчас.
— Ты думаешь, она может появиться?
— Сомневаюсь.
