Второе кольцо силы
Когда она потягивала руки, ее волосы частично высвободились. Она носила грязную головную повязку, завязанную надо лбом. Ее волосы были длинными и седыми и казались грязными и спутанными. Я мог видеть белые волосы возле темно-коричневой повязки. Она улыбнулась мне и вроде бы кивнула своей головой. Все ее зубы, по-видимому, выпали, я мог видеть черную дыру ее беззубого рта. Она закрыла лицо рукой и засмеялась. Она сбросила сандалии и пошла в дом, не дав мне времени ничего сказать. Роза направилась за ней.
Я был ошарашен. Донья Соледад дала мне понять, что Жозефина такого же возраста, как Лидия и Роза. Я повернулся к Лидии. Она всматривалась в меня.
— Я не имел понятия, что она такая старая, — сказал я.
— Да, она довольно старая, — сказала она, как само собой разумеющееся.
— У нее есть ребенок? — спросил я.
— Да, и она всюду берет его с собой. Она никогда не оставляет его с нами. Она боится, что мы съедим его.
— Это мальчик?
— Мальчик.
— Сколько ему лет?
— Он у нее уже некоторое время. Но я не знаю его возраста. Мы считали, что она не должна иметь ребенка в ее возрасте. Но она не обратила на нас никакого внимания.
— Чей это ребенок?
— Жозефины, конечно.
— Я имел в виду, кто его отец?
— Нагваля, кого же еще?
Я подумал, что эта ситуация совершенно нелепая и очень нервирующая.
— Я полагаю, что все возможно в мире Нагваля, — сказал я.
Я высказал это скорее как соображение для самого себя, чем как утверждение, обращенное к Лидии.
— Разумеется, — сказала она и рассмеялась.
Гнетущая атмосфера этих выветренных холмов стала невыносимой. В этой местности было что-то, вызывающее отвращение, а Жозефина была поистине завершающим ударом. Вдобавок к уродливому старому зловонному телу и отсутствию зубов, она так же имела, по-видимому, какой-то паралич лица, мышцы левой стороны ее лица, судя по всему, были повреждены, что вызвало самое неприятное искажение ее левого глаза и левой стороны ее рта. Мое угнетенное настроение опустилось до сущей муки. Некоторое время я тешился идеей, к тому времени ставшей очень реальной, вскочить в машину и уехать.
Я пожаловался Лидии, что я чувствую себя нехорошо. Она засмеялась и сказала, что Жозефина, несомненно, устрашила меня.
— Она оказывает это действие на людей, — сказала она. — она противнее таракана.
— Я помню, что видел ее однажды, — сказал я. — но она была молодой.
— Все меняется, — сказала Лидия философски, — тем или иным путем. Посмотри на Соледад. Какая перемена, а? И ты сам изменился. Ты выглядишь более массивным, чем я помню тебя. Ты становишься все больше и больше похожим на Нагваля.
Я хотел сказать, что перемена Жозефины была отвратительной, но я боялся, что она могла услышать меня.
Я посмотрел на обветренные холмы через долину. Я чувствовал себя так, словно я спасался бегством от них.
— Нагваль дал нам этот дом, — сказала она, — но он не является домом для отдыха. У нас был другой дом, прежде чем этот не стал действительно превосходным. Это место для воспарения. Эти горы там наверху подгоняют тебя что надо.
Ее уверенность в чтении моих мыслей выбила меня из колеи. Я не знал, что сказать.
— Мы все по натуре ленивы, — продолжала она. — мы не любим напрягаться. Нагваль знал это, поэтому он, должно быть, рассчитывал на то, что это место будет нас поджимать.
Она резко встала и сказала, что хочет что-нибудь поесть. Мы пошли в кухню, полуогороженный участок только с двумя стенами. В открытом конце, справа от двери, была глиняная печь; в другом конце, где две стенки смыкались, была большая обеденная площадка с длинным столом и тремя скамейками. Пол был вымощен гладкими речными камнями. плоская крыша была примерно 10 футов высотой и опиралась на две толстые стены и на толстые подпирающие столбы с открытых сторон.
Лидия положила мне миску бобов с мясом из горшка, который готовился на очень малом огне. Она подогрела на огне несколько маисовых лепешек, вошла Роза, села рядом со мной и попросила Лидию подать ей еды. Меня поглотило наблюдение за Лидией, как она набирает мясо и бобы.
