Отдельная реальность
— О чем ты хочешь говорить? — сказал он наконец.
У него был очень усталый голос. Казалось, что он выдавливает из себя слова одно за другим. Я почувствовал себя очень неловко. Казалось, что его усталость была заразной и охватывала меня.
— Ничего особенного, — отчетил я. — я просто приехал поболтать с вами по-дружески. Вы однажды приглашали меня к себе домой.
— Да, приглашал, но сейчас это не то.
— Но почему же не то?
— Разве ты не говорил с Хуаном?
— Да, говорил.
— Но тогда чего же ты хочешь от меня?
— Я думал, что, может, я смогу задать вам несколько вопросов.
— Задай их Хуану. Разве он не учит тебя?
— Он учит, но все равно мне хотелось бы спросить вас о том, чему он меня учит и узнать ваше мнение. Таким образом я бы знал, что мне делать.
— Почему ты хочешь сделать это? Ты не веришь Хуану?
— Я верю.
— Тогда почему ты не попросишь его рассказать тебе о том, что ты хочешь узнать?
— Я так и делаю. И он мне рассказывает. Но если вы тоже расскажете мне о том, чему он меня учит, то, может быть, я лучше это пойму.
— Хуан может рассказать тебе обо всем. Только он может сделать это. Разве ты этого не понимаешь?
— Понимаю. Но я также хочу поговорить с людьми, подобными вам, дон Эльяс. Не каждый день встречаешься с человеком знания.
— Хуан — человек знания.
— Я знаю это.
— Тогда почему ты говоришь со мной?
— Я сказал, что я приехал, чтоб мы были друзьями.
— Нет, ты не для этого приехал. На этот раз в тебе есть что-то другое.
Я хотел объяснить, но все, что я смог сделать, так это — неразборчиво бормотать. Сакатека молчал. Казалось, он внимательно слушал. Его глаза были вновь полузакрыты. Но я чувствовал, что он смотрит на меня. Он едва уловимо кивнул. Затем его веки раскрылись и я увидел его глаза. Он, казалось, смотрел мимо меня. Он бессознательно потоптывал по полу носком правой ноги как раз позади левой пятки. Его ноги были слегка согнуты, руки безжизненно висели вдоль тела. Затем он поднял правую руку; его ладонь была открыта и перпендикулярна земле; пальцы были расставлены и указывали на меня. Он позволил своей руке пару раз колыхнуться прежде, чем вывел ее на уровень моего лица. В таком положении он держал ее с секунду, а затем сказал мне несколько слов. Его голос был очень ясным, и все же я слов не разобрал.
Через секунду он уронил руку вдоль тела и остался неподвижен, приняв странную позу. Он стоял, опираясь на щиколотку левой ноги. Его правая нога огибала пятку левой ноги, и ее носок мягко и ритмично потопывал по полу.
Меня охватило неожиданное ощущение — своего рода беспокойство. Мои мысли, казалось, были несвязными. Я думал о неотносящихся к делу бессмысленных вещах, не имеющих никакого отношения к происходящему. Я заметил свое неудобство и попытался выправить мысли, вернув их к реальности, но не мог этого сделать, несмотря на огромные усилия. Казалось, что какая-то сила мешала мне концентрировать мысли и думать связно.
Сакатека не сказал ни слова, и я не знал, что еще сказать или сделать. Совершенно автоматически повернулся и ушел.
Позднее я почувствовал себя обязанным рассказать дону Хуану о моей встрече с сакатекой. Дон Хуан расхохотался.
— Что же в действительности тогда произошло? — спросил я.
— Сакатека танцевал, — сказал он. — он увидел тебя, а затем он танцевал.
— Что он сделал со мной? Я чувствовал холод и дрожь.
— Очевидно, ты ему не понравился, и он остановил тебя, бросив на тебя слово.
— Каким образом он смог это сделать? — воскликнул я недоверчиво.
— Очень просто. Он остановил тебя своей волей.
— Что ты сказал?
— Он остановил тебя своей волей.
Объяснение было неудовлетворительным. Его заключение звучало для меня белибердой. Я попытался еще порасспрашивать его, но он не смог объяснить этот случай так, чтобы я был удовлетворен.
Очевидно, что этот случай, как и любой случай в этой чуждой системе чувственных интерпретаций может быть объяснен или понят только в терминах единиц значения, относящихся к этой системе. Таким образом, эта книга является репортажем, и ее следует читать, как репортаж.