Отдельная реальность
— Спасибо, — сказал я очень медленно.
— Пожалуйста, — ответил он, подражая мне и сдерживая смех.
Затем он принес листья и начал растирать ими мои руки и ноги.
— Что ты делаешь? — спросил я.
— Я растираю тебя, — сказал он, имитируя мою тяжелую монотонность.
Он содрогнулся от смеха. Его глаза были блестящими и очень дружелюбными. Я понравился ему. Я чувствовал, что дон Хуан был сочувствующим, честным и довольным. Я не мог смеяться с ним, но мне было приятно. Другое чевство радости охватило меня, и я засмеялся; это был такой ужасный звук, что дон Хуан попятился.
— Я лучше отведу тебя к канаве, — сказал он, — или ты убьешь себя дурачеством.
Он поставил меня на ноги и заставил прогуляться по комнате. Мало-помалу я начал приходить в чувство, почувствовал свои ноги, и, наконец, все свое тело. Мои уши разрывались от необычного давления. Это было подобно ощущению руки или ноги, которая была заснувшей. Я чувствовал огромную тяжесть в затылке и на макушке.
Дон Хуан потащил меня к канаве позади его дома и положил меня туда совершенно раздетого. Холодная вода уменьшила давление, боль, и постепенно все прошло.
Я переоделся в доме, сел и снова почувствовал отчужденность, то же желание оставаться спокойным. Однако, на этот раз я заметил, что это была не ясность ума или способность к сосредоточению; скорее, это был вид меланхолии или физической усталости. Наконец, я заснул.
12 ноября 1963 г.
В это утро дон Хуан и я пошли на соседние холмы собирать растения. Мы прошли около шести миль по чрезвычайно неровной местности. Я очень устал. Мы сели отдохнуть, по моей инициативе, и он начал разговор, сказав, что он доволен моим прогрессом.
— Я знаю теперь, что это говорил я, — сказал я, — но тогда я мог поклясться, что это был кто-то другой.
— Конечно, это был ты, — сказал он.
— Как же случилось, что я не мог узнать себя?
— Это белает дымок. Можно говорить и не заметить этого, или можно пройти тысячи миль и не заметить ничего. Это зависит от того, как кто-либо может принимать вещи. Маленький дымок устраняет тело и дает свободу, подобно ветру; лучше, чем ветер, ветер может быть остановлен скалой, стеной или горой. Маленький дымок делает человека свободным, как воздух; возможно, даже свободнее — воздуха может не быть в земле и он может стать затхлым, но с помощью маленького дымка человек не может быть остановлен или заперт.
Слова дон Хуана высвободили смесь эйфории и сомнения. Я чувствовал потрясающее беспокойство, ощущение неопределенной вины.
— Тогда он может действительно сделать все эти вещи, дон Хуан?
— А что думаешь ты? Ты подумаешь, скорее, что являешься ненормальным, или нет? — сказал он язвительно.
— Для тебя легко принимать все эти вещи. Для меня это невозможно.
— Мне это нелегко. У меня не больше привилегий, чем у тебя. Эти вещи равно трудны для тебя и для меня или для любого другого, чтобы их принять.
— Но ты дома со всем этим, дон Хуан?
— Да, но это мне много стоит. Я должен бороться, возможно, больше, чем ты когда-либо хотел. У тебя трудный путь получения всего в работе. Ты не представляешь, как тяжело я должен был работать, чтобы сделать то, что ты сделал вчера. У тебя есть что-то, что помогает тебе на каждом дюйме пути. Нет лругого возможного способа объяснения, кроме способа, которым ты узнаешь о силах. Ты делал это прежде с мескалито, теперь ты делаешь это с маленьким дымком. Ты должен сосредоточиться на факте, что ты имеешь большой дар, и отбросить другие соображения в сторону.
— Ты произносишь это так легко, но это не так. Я разрываюсь внутри.
— Ты будешь цельным снова довольно скоро. Ты не заботишься о своем теле из-за одной вещи. Ты такой же толстый. Я не хотел ничего говорить тебе прежде. Каждый должен всегда позволять другим делать то, что они должны делать. Тебя долго не было. Я сказал тебе, что ты вернешься, однако, и ты вернулся. Та же вещь случилась со мной. Я ушел на пять с половиной лет.
— Почему ты не приходил, дон Хуан?
— По той же причине, что и ты. Я не полюбил это.
— Почему же ты вернулся?
— По той же причине, по которой вернулся ты сам — потому что не было другого пути, чтобы жить.
