Отдельная реальность
— что, черт возьми, значит это знание. Ты хуже, чем Макарио. Тот, по крайней мере, говорит то, что у него на уме, знает он это или не знает. Уже много лет я слышал, как ты говорил, что нам нужно знать. Что нам нужно знать?
— Дон Хуан говорил, что в пейоте есть дух, — сказал Бениньо.
— Я видел пейот в поле, но я никогда не видел ни духов, ни что-либо вроде того, — добавил Бахеа.
— Мескалито похож на дух, пожалуй, — объяснил дон Хуан, — Но чем бы он ни был, это не становится ясно до тех пор, пока не узнаешь о нем. Эскуере жалуется, что я говорю это уже много лет. Что ж, действительно это так. Но не моя вина в том, что вы не понимаете. Бахеа говорил, что тот, кто примет его, становится похож на животное. Что ж, я так не думаю. Для меня те, кто думают, что они выше животных, живут хуже, чем животные. Взгляни на моего внука здесь. Он работает без отдыха. Я бы сказал, что он живет для того, чтобы работать, как мул. И все, что он делает не животного — так это напивается.
Все рассмеялись. Виктор, очень молодой человек, который, казалось, еще не вышел из подросткового возраста, смеялся звонче всех. Элихио, молодой фермер, до сих пор не произнес ни слова. Он сидел на полу справа от меня, опершись спиной на мешки с химическими удобрениями, сложенными внутри дома от дождя. Он был одним из друзей детства Люсио, выглядел сильным и, хотя был ниже Люсио ростом, был более подтянут и лучше сложен.
Элихио, казалось, интересовали слова дона Хуана. Бахеа пытался опять бросить замечание, но Элихио его перебил.
— Каким образом пейот изменил бы все это? — спросил он. — Мне кажется, что человек рожден работать всю свою жизнь, как работают мулы.
— Мескалито меняет все, — сказал дон Хуан. — и, однако же, нам все равно придется работать как и всем остальным, как мулам. Я сказал, что внутри мескалито есть дух, потому что это что-то вроде духа, что вносит изменения в людей. Дух, который мы можем увидеть и потрогать, дух, который меняет нас, иногда даже против нашей воли.
— Пейот сводит тебя с ума, — сказал Хенаро, — а затем ты, конечно, веришь, что изменился. Верно?
— Как он может изменить нас? — настаивал Элихио.
— Он обучает нас правильному образу жизни, — сказал дон Хуан, — он помогает и защищает тех, кто его знает. Та жизнь, которую вы, ребята, ведете — не жизнь совсем, вы не знаете того счастья, которое проистекает из деланья вещей осознанно. У вас нет защитника.
— Что ты подразумеваешь? — спросил Хенаро обиженно. — у нас есть наш господь Иисус Христос и наша мать Дева, и маленькая дева Гваделупская. Разве они не наши защитники?
— Хорошая куча защитников, — сказал дон Хуан насмешливо. — разве они научили тебя лучшему образу жизни?
— Это потому, что люди их не слушают, — запротестовал Хенаро. — они обращают свое внимание только к дьяволу.
— Если бы они были настоящими защитниками, они бы заставили тебя слушать, — сказал дон Хуан. — если мескалито станет твоим защитником, то тебе придется слушать его, понравится тебе это или нет, потому что ты можешь его видеть, и ты должен следовать тому, что он скажет. Он заставит тебя подходить к нему с уважением. А не так, как вы, ребята, привыкли приближаться к своим защитникам.
— Что ты имеешь в виду, Хуан? — спросил эскуере.
— Я имею в виду, что для вас прийти к вашим защитникам означает, что одному из вас нужно играть на скрипке в то время, как танцор должен надеть свою маску и наколенники и греметь и танцевать в то время, как остальные из вас пьянствуют <среди индейцев Центральной и Южной Америки католические праздники протекают, как карнавалы с обязательными костюмированными танцами, длящимися иногда несколько дней; танцоры предварительно, как правило, проходят курс обучения в монастырях>. Вот ты, Бениньо, ты был танцором когда-то, расскажи нам об этом.
— Я бросил это через три года, — сказал Бениньо. — это тяжелая работа.
— Спроси Люсио, — сказал Эскуере с сарказмом. — он бросил это дело через неделю.
Все рассмеялись. Все, кроме дона Хуана. Люсио засмеялся явно раздраженно и выпил два огромных глотка баканоры.
