Дар Орла
— я рассчитывала, что ты мне скажешь все это. Не знаю, почему, но я чувствую, что ты можешь объяснить мне, что к чему.
Она рассчитывала на меня, а я рассчитывал на нее. Мы рассмеялись над иронией нашего положения. Я попросил ее рассказать мне все, что она помнит о женщине-нагваль. Горда сделала 3-4 раза попытку что-либо сказать, но казалось, не могла собрать свои мысли.
— Я правда не знаю, с чего начать, — сказала она. — я знаю только, что люблю ее.
Я сказал ей, что у меня такие же чувства. Незаметная печаль охватывала меня каждый раз, когда я думал о женщине-нагваль. Пока я говорил, тело мое начало содрогаться.
— Мы с тобой любили ее, — сказала Горда. — не знаю, почему я это говорю, но я знаю, что она владела нами.
Я попросил ее объясниться, но она не могла определить, почему она так сказала. Она говорила нервозно, уточняя свои чувства. Я ощутил биение у себя в солнечном сплетении. Начало формироваться смутное воспоминание о женщине-нагваль. Я попросил Горду продолжать говорить, пусть даже повторять одно и тоже, если ей нечего будет сказать, но не останавливаться. Звук ее голоса, казалось, действовал на меня как проводник в другое измерение, в другой вид времени. Как будто кровь бежала по моим жилам с необычайным давлением. Я почувствовал покалывание со всех сторон, а затем возникло странное воспоминание тела. Я знал в своем теле что женщина-нагваль была тем существом, которое сделало нагваля цельным. Она принесла нагвалю мир, удовлетворенность, чувство защищенности, освобожденности.
Я сказал Горде, что у меня было откровение, что женщина-нагваль являлась партнером нагваля. Горда взглянула на меня изумленно. Она медленно покачала из стороны в сторону головой.
— Она никак не связана с нагвалем Хуаном Матусом, идиот, — сказала она чрезвычайно авторитетным тоном. — она была для тебя. Вот почему мы оба принадлежали ей.
Мы с Гордой уставились друг на друга. Я был уверен, что она невольно произносит те мысли, которые рационально для нее ничего не значат.
— Что ты имеешь в виду, говоря, что она была для меня, Горда? — спросил я после долгого молчания. — она была твоим партнером, — сказала она. — вдвоем вы были единой парой. А я была ее подопечной. И она доверила тебе передать меня ей однажды.
Я просил Горду рассказать мне все, что она знает, но она, казалось, не знала ничего больше. Я чувствовал себя измотанным.
— Куда она делась? — высказала внезапно Горда. — я просто не могу себе представить этого. Она была с тобой, а не с нагвалем. Она должна была бы быть сейчас с нами.
Потом у нее был еще один приступ неверия и страха. Она обвиняла меня, что я скрываю женщину-нагваль в Лос-анжелесе. Я пытался снять ее тревогу. Я сам себе удивлялся, что разговариваю с Гордой, как с ребенком. Она слушала меня со всеми внешними признаками внимания, однако глаза ее были пустыми, не в фокусе. Тогда мне стало ясно, что она использует звук моего голоса точно так же, как я использовал звук ее голоса, — как проводник. Я знал, что и она осознает это. Я продолжал говорить, пока не исчерпал все в границах нашей темы. Тут еще что-то произошло, и я оказался наполовину прислушивающимся к звуку собственного голоса. Я говорил, обращаясь к Горде, без всякого волевого усилия с моей стороны.
Слова, которые были, казалось, запечатаны внутри меня, а теперь освободились, достигли небывалого уровня абсурдности. Я говорил и говорил, пока что-то не остановило меня. Я вспомнил, что дон Хуан говорил мне и женщине-нагваль на скамейке в Оаксаке об особом человеческом существе, чья сущность объединяет для него все, на что он только мог бы рассчитывать и чего ожидать в человеческом сотрудничестве. Эта была женщина, которая для него была тем ж, чем женщина-нагваль была для меня, — партнером, противоположной частью. Она покинула его, точно так же, как меня покинула женщина-нагваль. Его чувства по отношению к ней были неизменными и поднимались на поверхность от меланхолии некоторых стихов, которые я читал ему.
Я вспомнил также, что именно женщина-нагваль снабжала и меня обычно книгами стихов.
