Сказки о силе
Я не боялся исчезнуть. Меня страстно тянуло в «неизвестное», где мое осознание не было объединенным.
Наваливаясь на мои плечи, дон Хуан медленно привел меня к тому месту, где находился дом дона Хенаро. Он заставил меня лечь, а затем покрыл меня мягкой землей из кучи, которая, казалось, была приготовлена заранее. Он засыпал меня до шеи. Из листьев он сделал мягкую подушку, на которой могла лежать моя голова, и велел мне не двигаться и совершенно не спать. Он сказал, что собирается сидеть тут же и составлять мне компанию до тех пор, пока земля вновь не затвердит мою форму.
Я чувствовал себя очень удобно и почти необоримо хотел спать. Дон Хуан не позволял мне. Он требовал, чтобы я разговаривал о чем угодно под солнцем, коме того, что я испытал. Сначала я не знал, о чем говорить, затем я спросил о доне Хенаро. Дон Хуан сказал, что дон Хенаро забрал Паблито и зарыл его где-то поблизости, делая с ним то же самое, что он делает со мной.
У меня было желание поддерживать разговор, но что-то во мне было нецельным. У меня было необычное безразличие, усталость, которая больше походила на душевное утомление. Дон Хуан, казалось, знал, что я чувствую. Он начал говорить о Паблито и о том, как взаимосвязаны наши судьбы. Он сказал, что стал бенефактором Паблито в то же самое время, когда дон Хенаро стал его учителем, и что сила спаривала меня и Паблито шаг за шагом. Он заметил, что единственным различием между Паблито и мною было то, что в то время, как мир Паблито как воина находился в царстве насилия и страха, мой мир управлялся восхищением и свободой. Дон Хуан объяснил, что такая разница вызвана совершенно различными личностями бенефакторов. Дон Хенаро был мягким, привлекательным и забавным, в то время как сам он был сухим, строгим и прямым. Он сказал, что моя личность требовала сильного учителя, но нежного бенефактора, и что Паблито был противоположностью. Ему нужен был добрый учитель и суровый бенефактор.
Мы продолжали еще некоторое время разговаривать, а затем настало утро. Когда над восточными пиками гор показалось солнце, он помог мне подняться из-под земли.
После того, как я проснулся во второй половине дня, мы с доном Хуаном сидели у дверей дона Хенаро. Дон Хуан сказал, что дон Хенаро все еще находится с Паблито, подготавливая его к последней встрече.
— Завтра ты и Паблито отправитесь в неизвестное, — сказал он. — я должен подготовить тебя к этому сейчас. Вы пойдете туда самостоятельно. Прошлой ночью вы были, как мячики на резинке, и мы вас дергали взад и вперед. Завтра вы будете в своих собственных руках.
У меня появился зуд любопытства, и вопросы о том, что со мной произошло прошлой ночью, хлынули из меня. Мой поток не затронул его.
— Сегодня я должен выполнить самый критический маневр, — сказал он. — я должен в последний раз разыграть с тобой трюк. И ты должен клюнуть на мой трюк.
Он засмеялся и хлопнул себя по ляжкам.
— То, что Хенаро хотел показать вам первым упражнением прошлой ночью, было то, как маги используют нагваль, — продолжал он. — нет способа подобраться к объяснению магов, если по своей воле не используешь нагваль, или, скорее, если по своей воле не используешь тональ для того, чтобы твои действия в нагвале обрели смысл. Еще один способ прояснить все это — это сказать, что вид тоналя должен превалировать, если собираешься использовать нагваль так, как это делают маги.
Я сказал ему, что нахожу несоответствие в том, что он только что сказал. С одной стороны, два дня назад он дал мне невероятный пересказ своих поразительных действий в течение ряда лет. Действий, нацеленных на то, чтобы повлиять на мою картину мира. А с другой стороны, он хочет, чтобы эта же самая картина превалировала.
— Одно с другим никак не связано, — сказал он. — порядок в нашем восприятии относится исключительно к тоналю. Только там наши действия могут иметь последовательность. Только там они являются лесенкой, на которой можно пересчитать ступеньки. В нагвале ничего подобного нет. Поэтому картина тоналя — это инструмент, а как таковой, он не только лучший инструмент, но и единственный, который мы имеем.
